ЗАПИСЬ 7. О ПРИРОДЕ ПРАГМАТИЗМА
Все-таки поразительно как неожиданно "работает" наше подсознание. Казалось бы какая связь с предыдущей моей записью, шестой по счету "Прагматичны ли русские?", стихотворения Николая Гумилева, которое вспомнилось спустя несколько дней (привожу полностью):
"Мой старый друг, мой верный Дьявол
Пропел мне песенку одну:
- Всю ночь моряк в пучине плавал,
А на заре пошел ко дну.
Кругом вставали волны-стены,
Спадали, вспенивались вновь,
Пред ним неслась белее пены
Его великая любовь.
Он слышал зов, когда он плавал:
"О, верь мне, я не обману..."
Но помни, молвил умный дьявол, -
Он на заре пошел ко дну".
(Цитируется по кн. Н. Гумилев. Стихи, Письма о русской поэзии.
М., "Художественная литература", 1990, с. 64)
Стихотворение, несмотря на то, что оно истинно "гумилевское", с его стилистикой и интонацией, все же несколько выпадающее из привычного, "экзотического" ряда. Но дело в том, что у Гумилева есть другой ряд стихотворений, который можно назвать философским, определяющим. И это, на мой взгляд, просто поразительные прозрения. Назову "Шестое чувство" ("Прекрасно в нас влюбленное вино..."), Рабочий ("Он стоит пред раскаленным горном..."), "Память" ("Только змеи сбрасывают кожи...") и т.д. Данное стихотворение именно из разряда ключевых, тех, что определяют биографию поэта. Гумилев предсказал собственную смерть в "Рабочем", в этом стихотворении до некоторой степени он предсказывает собственную судьбу.
1921 год нанес тяжелый удар русской поэзии. В этом году погибли два - и каких! - поэта: Александр Блок и Николай Гумилев. Их, почти одновременную смерть, можно назвать символической, но на мой взгляд, совпадение не случайное, ибо в их судьбе сыграло свою роковую роль ВРЕМЯ. Оно оказалось беспощадным к ПОЭТАМ. И они - поэты, это знали, чувствовали изначально, быть может даже и не осознавая в трезвости сознания, свойственной философам, но их стихи сами говорят об этом, как и вышеприведенное мной гумилевское. Гумилева можно назвать поэтом-философом (но не философом-поэтом), ибо он стремился к трезвости сознания, которой позднее достиг Иосиф Бродский. Может быть его современнику, Осипу Мандельштаму, это удалось больше, чего стоит фраза: "Мне на плечи кидается век-волкодав, но не волк я по крови своей...". Но все-таки Гумилев остался в поэзии дворянином, человек чувственным, трезвым, холодно-чопорным, несколько аристократическим, но все-таки влюбленным в мир и жизнь, и несмотря ни на что, ни на ужасы мира, ни на его жестокость, ни на собственный аристократический нигилизм - сохраняющим иллюзии. Он холодно был готов к смерти, но верил в свою судьбу, в то, что она его сохранит. Это фантастика: он бравировал на фронте, подставлял себя под пули, лез на рожон и судьба действительно его хранила, но погиб неотвратимо, беспощадно, как будто под какой-то холодной моровой полосой, под которой в свое историческое время безропотно вымерли динозавры. Судьба хранила Гумилева, но Время было к нему беспощадно.
Как ни странно, но не было иллюзий и у Александра Блока. Несмотря на его символизм, несмотря на его "Прекрасную Даму", его мистическую влюбленность в Жизнь. Блока время смелo столь же беспощадно и неумолимо. Барич, обеспеченный человек, дворянин, Блок мечтал и грезил наяву, видел символически-небесные видения, в земных вещах прозревал неземное, но столь же четко, жестко, как и Гумилев, он осознавал свою обреченность, отсутствие какой-либо крепкой и надежной защиты в этой земной жизни. Его символизм явился ответом на беспросветность, смертельность жизни реальной: лава огнедыщащего вулкана уже переливалась за края и подбиралась к обреченным счастливцам...
Таким знаковым стихотворением для Блока, как для Гумилева о дьяволе, на мой взгляд, является внешне неприметное и простое по содержанию, стихотворение "Экклезиаст".
"Благословляя свет и тень
И веселясь игрою лирной,
Смотри туда - в хаос безмирный
Куда склоняется твой день.
Цела серебряная цепь,
Твои наполнены кувшины,
Миндаль цветет на дне долины,
И влажным зноем дышит степь.
Идешь ты к дому на горах,
Полдневным солнцем залитая;
Идешь - повязка золотая
В смолистых тонет волосах.
Зачахли каперса цветы,
И вот - кузнечик тяжелеет,
И на дороге ужас веет,
И помрачились высоты.
Молоть устали жернова.
Бегут испуганные стражи,
И всех объемлет призрак вражий,
И долу гнутся дерева.
Всё диким страхом смятено.
Столпились в кучу люди, звери.
И тщетно замыкают двери
Досель смотревшие в окно".
(Цит. по кн. Александр Блок. Стихотворения. Поэмы. Театр.
М.: ГИХЛ, в 2 х тт., 1955, т.1, с.68-69)
Дату этого стихотворения я позволю себе назвать отдельно - 24 сентября 1902 года. То есть за три года до революции 1905 года, и за 15 лет до крушения дворянской и царской России. Это - Экклезиаст? Нет, это прозрение молодого, двадцатидвухлетнего поэта. Стоит только вспомнить, что в этом возрасте Маяковский написал: "Мир огрoмив мощью голоса, иду - красивый, двадцатидвухлетний...". Но Маяковский это уже иное содержание, иное ВРЕМЯ, а мы говорим, о Гумилеве и Блоке, погибших тогда, когда Маяковский уже разворачивался во всю свою мощь молодого и неукротимого таланта.
Итак, Гумилев и Блок. Два поэта, два мира, две человеческие судьбы, две реакции на трагизм и обреченность мира, в котором они оба выросли и сформировались, в котором прошли их счастливые детство и юность. Гумилев обреченно и стоически рванулся навстречу своей гибели, навстречу миру столь же прекрасному, как и яростному, а Блок сгорел на медленном огне, столь же стоически и спокойно встречая лицом к лицу мир реальный и беспощадный. Причем, любопытно, что живущий в реальном мире Гумилев все более и более уходил в экзотичность мира, некоторым образом предвосхитив позднейшую журналистскую экзотичность Хемингуэя, а живущий в мире символическом, Блок прозревал как с Прекрасной Дамы спадали ее символические одежды, она становилась телесной женщиной, его женой, жила с ним, изменяла ему, но процесс прозрения на этом не останавливался и продолжался дальше: истлевало ее прекрасное тело, обнажая кости и скелет мрачной и костлявой старухи-смерти с беспощадной косою в руках. Об этом его трагическая поэма "Двенадцать":
"Ах ты, Катя, моя Катя,
Толстоморденькая...
У тебя на шее, Катя,
Шрам не зажил от ножа.
У тебя под грудью, Катя
Та царапина свежа!"
(Там же, с. 528)
Это - Блок? Нет, это действительно поэт и певец Прекрасной Дамы - Александр Александрович Блок? От этого поэтического отрывка веет холодом могилы... Это - сила жизни? Нет, это - сила могилы, это холод ее разверстой пропасти... "Всё диким страхом смятено.// Столпились в кучу люди, звери. //И тщетно замыкают двери// Досель смотревшие в окно". Пророчество "молодого, двадцатидвухлетнего" Саши Блока стало явью. И сам он истлел. Блестящий мемуарист Корней Чуковский вспоминает, что на одном и последних поэтических выступлений Блока, некто обвинил поэта в том, что "Блок - труп. Поэзия Блока - мертва". Блок склонился к Чуковскому, пытавшемуся как-то возразить, и веско сказал: "Он прав".
Одним словом, подытоживая все вышесказанное: "БЕЗ ИЛЛЮЗИЙ!!". И Гумилев, и Блок увидели мир жестко, холодно, обнаженно, трезво, в его анатомической разъятости смерти. Красивая и мечтательная Прекрасная Дама предстала перед ними женским трупом, по которому безжалостно и профессионально трезво, прошелся скальпель хирурга. Гумилев защищался от этой трезвости студенческой бравадой медика-первокурсника, первый раз побывавшего в морге и сразу все понявшего, но еще пытающегося бравировать, Блок же смотрел на анатомирование дорогого ему тела до конца, прощаясь с Женой и с Жизнью.
"Она лежит в гробу стеклянном
И не мертва, и не жива,
А люди шепчут неустанно
О ней бесстыдные слова".
(Там же, "Клеопатра", с. 273).
...Дьявол Гумилева и "Экклезиаст" Блока. Два разных стихотворения, двух разных по своему творческому почерку и мировоззрению поэтов, но об одном. О неизбежности крушения мира, в котором они выросли, сформировались и вместе с которым так рано ушли в небытие. В самом начале ХХ века дворянство и помыслить не могло, что всего через семнадцать лет рухнет незыблемый трон российского самодержца и русское общество окажется лицом к лицу с мировым духом безверия и нигилизма, воплощенным в общественном божестве Запада - тупом и бесчувственном ЗАКОНЕ. Первый удар по российскому самодержавию был нанесен первой же Думой - одним из ораторов русское самодержавие было названо на западный общественный манер КОНСТИТУЦИОННОЙ монархией. СЛОВО прозвучало, общественный закон, этот дух профессионализма, нигилизма и безверия, начал свое решающее победное шествие по России.
Этот грозный дух ОТРИЦАНИЯ пришел к нам с Запада, но возрос он на Востоке, в восточной атмосфере УТВЕРЖДЕНИЯ. Родовое человечество, овладевшее природой, силой подчинившее ее себе, вдруг обнаружило, что ничто не является настолько зыбким и неустойчивым как материя... Вода пересыхает, плодородные нивы иссякают, прочно выстроенные каменные дома в мгновение ока разрушаются землетрясением, многолюдные царства, династии и империи бесследно как в песок уходят в толщу времени и оно не оставляет от них никакой памяти, кроме нескольких глиняных черепков и идолов... "Суета сует и все суета!" - подвел итог этому философскому выводу Востока о тщетности всего земного мудрый и флегматичный Экклезиаст... Библейское проклятие материи, матери-природе, породило новую духовную эру в существовании человеческого рода - искусственный Запад... Проклятие человека природе, оказалось его проклятием своему собственному телу, чувственности, материальным усладам, радостям земной жизни... Человек проклял землю на которой вырос, проклял пищу которую ел, проклял свой род, своих близких и устремился, гонимый духом отрицания и познания по планете... Взамен мира естественного и природного человек стал создавать мир искусственный, жить в движении, во ВРЕМЕНИ, осознавая не материальные объекты природы, а самого себя и свое движение, создавая свою ИСТОРИЮ и свое ВРЕМЯ и свою ОБЩНОСТЬ (цивилизацию)...
Блок и Гумилев - это две реакции русского дворянства на моровой холод отрицания и перемен, которым в начале прошлого века повеяло на Россию с Запада. Блок, осознал на чувственном уровне тщетность человеческих усилий перед мировым катаклизмом, вспомнив пророчество Экклезиаста, а Гумилев, прислушавшись к трезвым суждениям-силлогизмам своего демона - дьявола, гордо и бесшабашно ринулся навстречу своей гибели. Вот очередной образец дьявольского силлогизма-рассуждения (цитирую по памяти):
"Созидающий башню - сорвется,
Будет страшен стремительный лет,
И на дне мирового колодца
Он безумье свое проклянет.
Разрушающий будет раздавлен,
Опрокинут обломками плит,
И всевидящим богом оставлен,
Он, о муке своей, возопит.
А ушедший в ночные пещеры,
Или к заводям темной реки,
Повстречает свирепой пантеры,
Наводящие ужас зрачки.
Не спасешься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь.
Но молчи! Несравненное право
Самому выбирать свою смерть!"
И он выбрал. Гумилевское презрение к смерти на самом деле оказалось выбором смерти... Если Блок остался на месте, по сути дела так и не выбравшись ни из России, ни из Петербурга (в этом самом холодном городе страны, открытом всем европейским ветрам), где его тело истратило все свои последние жизненные силы в попытке обогреть хладеющий дух, который лицом к лицу, неуклонно и твердо встретил этот всемирный холод, то Гумилев рванулся навстречу смерти, обострённым чувством воспринимая последние жизненные радости и красoты мира...
"Упаду на землю, затоскую,
Жизнь свою увидев наяву,
Кровь ключом захлещет на сухую
Пыльную и мятую траву..."
(Цитирую по памяти)
Но если Гумилев погиб прагматически, трезво, без малейших иллюзий, покоренный своим верным Дьяволом, то стоический Блок, каким-то внутренним зрением, уже угасающим перед мировым холодом, сумел увидеть в тех же беспощадных "Двенадцати", поэтическое прозрение:
"...Так идут державным шагом -
Позади - голодный пес,
Впереди - с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз -
Впереди Исус Христос".
(с.534)
Прошло совсем немного времени и "Двенадцать" Блока превратились в "150 миллионов" Маяковского... Россия вышла из мирового холода, из всемирного духа безверия и сомнения, ценой гибели самодержавия и дворянства, но получив новый мощный импульс жизни и созидания... Импульс, который оказал влияние на всю мировую историю и прежде всего родину ОТРИЦАНИЯ - Запад: вспомнить хотя бы одну только войну с фашизмом... Но эти двенадцать красноармейцев превратившиеся в миллионы советских граждан утратили самую суть блоковского видения - фигуру идущего впереди Христа. Тот же Маяковский столь же твердо декларировал:
"Партия - это миллионов плечи
Друг к другу прижатые туго.
Партией стройки в небо взмечем
Держа и вздымая друг друга..."
(цитирую по памяти)
Одним этим словом все сказано: ПАРТИЯ. Западный ЗАКОН восторжествовал в России и привел ее через семь десятков лет к закономерному краху... В конце ХХ века, как и в самом его начале, на Россию вновь неумолимо потянуло моровым холодом... Дух ОТРИЦАНИЯ, прагматизма, нашептывавший свои силлогизмы на ухо поэту Гумилеву, ныне развернулся с широким западным размахом: реклама, средства массовой информации, телевидение все и вся со всех сторон внушало, развивало, пропагандировало идеи прагматизма и профессионализма каждому человеку, подвергало его сознание беспощадной идеологической обработке, промывая и прокатывая мозги одной и той же примитивной логикой: "Зашибай деньгу!", "Зарабатывай!", "Богатей!", "Делай деньги!", "Делай, делай, делай!"... Если Гумилев рванулся навстречу смерти, то Запад поставил целью человеческой жизни материальную наживу, выработав целую систему общественных идеалов: от "миллиона долларов" до "бутылки Кока-Колы"... Но за всей этой блестящей шелухой вновь неумолимо встает призрак смерти, родового АПОКАЛИПСИСА, и вновь вспоминаются трезвые слова Экклезиаста: "Суета сует и все суета!". Нет, Запад не сумел разрешить проблему поставленную Востоком: отказавшись от восточной МАТЕРИИ, Запад идеей родового ДВИЖЕНИЯ, только доказал справедливость восточной мудрости, поставив в свою очередь уже проблему ВЫЖИВАНИЯ всего человеческого рода...
Восток стоически ЖДЕТ смерти, исчерпывая свои внутренние силы (природные и материальные запасы), Запад же, весело и нагло, ДВИЖЕТСЯ навстречу смерти, ПРАГМАТИЧЕСКИ выжимая из своего безверия и отрицания все, что только можно выжать... Всемирная экономическая глобализация есть ПРОЦЕСС ВЫЖИМАНИЯ из природы и Востока последних жизненных соков и человеческих (народных) ресурсов... Есть процесс омертвляющей ВЫГОДЫ, прагматического КРОХОБОРСТВА... Иерархия Запада есть иерархия родового паразитизма: УМРИ ТЫ СЕГОДНЯ, А Я - ЗАВТРА...
Итак, две реакции: эмоциональное УТВЕРЖДЕНИЕ (своей силы) и интеллектуальное ОТРИЦАНИЕ (пассивное приспособление к реалиям)... Судьба и творчество русских поэтов Николая Гумилева и Александра Блока, погибших в одном и том же 1921 году, отразили две эти родовые реакции, свойственные человеческому роду на проблему СМЕРТИ и выживания... Здесь очевидно, что западный прагматизм это всего лишь СПОСОБ РЕАГИРОВАНИЯ, в основе которого отказ от ВЕРЫ посредством создания другой ВЕРЫ: веры в то, что выжить невозможно, ЧУДА НЕ БУДЕТ... Именно об этом стихотворение Николая Гумилева о дьяволе, с которого я начал эту запись. Но что интересно, что сама жизнь очень часто дает ответы на теоретические и практические вопросы, поставленные судьбами поэтов и философов... Так ситуация, описанная в гумилевском стихотворении ПОВТОРИЛАСЬ уже в советское время, правда дело уже обошлось без дьявола (хотя как посмотреть)...
Где-то в середине восьмидесятых годов я прочитал в ленинградской газете "Смена", интервью с советским моряком, единственным, выжившим после кораблекрушения советского торгового судна. Трагедия произошла в бурю, видимо, в водах Атлантики, несколько моряков в спасательных жилетах оказались на волнах, пристегнутые друг к другу. К утру умерли почти все, кроме этого, одного-единственного... Естественно, что при личной встрече корреспондент задал выжившему самый главный вопрос: "Почему?"...
Нет, этот моряк не был самым сильным физически, он не умел плавать лучше других, не был спортивным чемпионом, ибо в ТУ минуту не эти качества (их, кстати, можно назвать прагматическими) оказались главными... Главным оказался НЕПРАГМАТИЗМ, который можно назвать любовью к жизни, и который ЖИЗНЬ (инстинкт жизни - продолжения ее) поставил выше СМЕРТИ... Но короче, как там сказано у Гумилева:
"...Кругом вставали волны-стены,
Спадали, вспенивались вновь,
Пред ним неслась белее пены
Его великая любовь"...
Ситуация повторилась почти полностью, правда моряк был не один... В то время, когда его товарищи, качаясь на волнах, объятые ужасом и страхом смерти, просчитывали варианты и ПОНИМАЛИ, что спасения нет, этот моряк залюбовался поразительной красотой и СИЛОЙ ЖИЗНИ разбушевавшейся стихии природы... "Посмотри какая красота!" - обратился он к пристегнутому с ним товарищу. Тот сначала ничего не мог понять вообще о чем речь, а поняв, послал мечтателя далеко-далеко... все к тому же гумилевскому Дьяволу! Но к утру все прагматические и умные - говорю без иронии, и кстати, мир их праху! - были мертвы, а жизнь сохранялась только в одном-единственном безжизненном теле, колыхающемся на волнах... Теле того, кто ЗАБЫЛ О СЕБЕ, о дьявольском прагматизме... Потом свершилось ЧУДО ЖИЗНИ, моряк был спасен, воскрешен и поведал эту историю словно для того, чтобы своей судьбой внести поправку в гумилевское стихотворение...
Сделаю здесь небольшое отвлечение. В юности мне попалась книга мореплавателя и ученого Алена Бомбара "За бортом по своей воле!", который на утлом судёнышке переплыл Атлантический океан... Почти без запасов воды и пищи (Бомбар специально поставил себя в положение, в которое попадают потерпевшие кораблекрушение) он сумел не только выжить в экстремальных условиях (питаясь в частности планктоном, добывая воду из летучих рыб и другими способами), но и достичь своей цели - переплыть океан. Бомбар с уверенностью утверждает, что причиной смерти людей уже в первые дни кораблекрушения служит безверие в свою судьбу, нежелание бороться, страх смерти... Для того, чтобы прагматически выжить нужно быть в первую очередь непрагматичным: осознавать в ситуации не СМЕРТЬ, а ЖИЗНЬ... НУЖНО ВЕРИТЬ В ЖИЗНЬ или ПРОСТО ЛЮБИТЬ ЖИЗНЬ!.. Таким образом, мы приходим к парадоксальному выводу: ПРАГМАТИЗМ НЕПРАГМАТИЧЕН!..
Именно Советский Союз явил миру новое социальное содержание, которое чрезвычайно обогатило Запад... Советские люди, ощутившие силу взаимного действия, совместного выживания дали примеры поразительного взлета человеческого духа... Сейчас, видимо, принято смеяться над подвигом тысяч Александров Матросовых, грудью ложившихся на амбразуру вражеских дзотов, жертвовавших своей жизнью ради других... Советские фанатики!- таков ярлык нынешних прагматичных времен... Другие добавляют, что сзади Матросовых стояли заградительные отряды, не оставлявшие смертникам выбора... Отвечу: не фанатики и не обреченные, а люди, понимавшие, что есть для чего жертвовать... Люди, отвергавшие этот житейский прагматизм: "Умри ты сегодня, а я завтра!", который сегодня старательно отворачивается от страданий и несчастий миллионов и миллионов людей планеты... Недавно мы отметили годовщину со дня рождения поэта и барда Владимира Высоцкого. Не помню где и когда, но именно этот "совок", безусловно, советский человек по своей сути, дал отпор прагматическому выводу Экклезиаста: "Не всё суета!" Повторю:
"НЕ ВСЁ СУЕТА!"
В нынешних временах безверия и нигилизма, этого морового духа ОТРИЦАНИЯ вновь потянувшего на Россию мировым холодом мы просмотрели бесценное содержание советского опыта. В погоне за западным ПРАГМАТИЗМОМ, экономической РАСЧЕТЛИВОСТЬЮ, торгашеским ДУХОМ мы утратили завоевания советского духа коллективизма...
Итак, природа западного прагматизма предельно проста... Это индивидуализм одинокого человека-волка в стае себе подобных... Стая - это тоже индивид... И таким же индивидом по отношению ко всему человечеству оказывается Запад - сообщество избранных стран и умов (как в свое время индивидом был и Советский Союз)... Таким же индивидом, родовое человечество, взявшее на вооружение западную идеологию ОТРИЦАНИЯ, оказывается по отношению к ПРИРОДЕ: ее растительному и животному миру... Прагматизм - это ЭГОИЗМ, ЭГОЦЕНТРИЗМ, и ничего больше... ПРАГМАТИЗМ - ЭТО ВЫЖИВАНИЕ В ОДИНОЧКУ... Как видите ничего героического и сложного... И прагматичный профессионализм есть по сути дела безверие человека в ЖИЗНЬ, отказ от гордого звания ЖИВУЩЕГО человека и превращение в человека ФУНКЦИОНИРУЮЩЕГО, ПРИСПОСОБИВШЕГОСЯ...
Вообще-то эта примитивная тема мне уже надоела до чертиков и я позволю себе закончить эту запись стихотворением еще одного поэта - тоже "совка": Анатолия Жигулина, ушедшего от нас совсем недавно... Он перенес тяжелейшие испытания, но не озлобился ни на жизнь, ни на людей, ни на государство... Он оказался ВЫШЕ всего этого: просто Человеком...
Тихое поле над логом,
Чистый холодный овес
И за обветренным стогом
Рощица тонких берез!
Родина! Свет предосенний
Неомраченного дня,
Желтым потерянным сеном
Чуть золотится стерня.
Бледные тонкие стебли
Жмутся к косому плетню.
Эту неяркую землю
Каждой кровинкой люблю.
Если назначена доля
Мне умереть за неё.
Пусть упаду я на поле
В это сухое жнивье.
Чтобы уже не подняться,
Чтобы в последней беде,
Нежно щекою прижаться
К пыльной сухой борозде!"
(Цитирую по памяти)
Да, нелегко было нам, русским! Но мы пробьемся, обязательно пробьемся! В том числе и сквозь омертвляющий прагматизм...
(14-27 января 2001 г.)