КАК Я
ЗАЩИЩАЛ ПОЭТА БЛОКА ОТ... ФИЛОСОФА ФЛОРЕНСКОГО
(дискуссия сетевого журнала "Русский переплет" по докладу Флоренского "О Блоке")
Полный текст доклада Флоренского и обрезанная редакцией "Русского переплета" дискуссия находятся по адресу: http://www.pereplet.ru/text/florenskiy25ynv02.html
Философ о. Павел Флоренский
Поэт Александр Блок
«Над нами сумрак неминучий иль ясность Божьего лица»
(Александр Блок)"Никто моей не знает тайны, а я раскрыть ее хочу.
Хоть не за тайной, а за тканью ко мне приходите, к ткачу.
Для вас, читающих пураны, значенье бытия темно,
А мне, ткачу, весь мир понятен, раскинутый как полотно.
Луна и солнце в ткани мира основой стали и утком,
Вот почему земля и небо мне ткацким кажутся станком.
В своей душе я слышу бога, когда пою напев простой, -
Так вот где отыскал я бога: он в бедной ткацкой мастерской!
Станок сломается? Ну что же, его не надобно чинить:
Сама с прозрачной тканью мира моя соединится нить!"
(Кабир, древнеиндийский поэт)Заключение: О ДНЕ СЕГОДНЯШНЕМ
Нижеприводимую цитату Николая Бердяева я хотел вставить в дискуссию спустя некоторое время, но обнаружил, что читателям и посетителям «Русского переплета» подсовывается обрезанный вариант дискуссии: без трех моих последних статей, особенно главной «Высокий ум Блока». Зачем и кому это надо я ни выяснять, ни ломать голову не стал. То, что в «РП» не все чисто и очень много подводных камней я понял тогда, когда в принципе принял решение уйти из «Дискуссионного клуба» и не иметь дела больше с редактором «Русского переплета». В качестве других двух побудительных причин назову махинации с голосами читателей по итогам поэтического конкурса, в котором я принимал участие в 2001 году с подборкой «Морское ретро» и попал в тройку призеров, а также прямое игнорирование редактором «РП» - Владимиром Михайловичем Липуновым моего авторского права: публиковать или не публиковать следующую подборку «Старинный художник». Пролежавший почти более полугода без движения материал был тут же и немедленно опубликован, когда я попросил В. М. подборку не публиковать, планируя разместить её в другом месте. Здесь имело прямое игнорирование воли автора. И сделано это было без извинений, то есть беспардонно.
Мне иногда приходилось заглядывать на религиозные и патриотические форумы, где труд Бердяева «Русская идея» подвергается почти единодушному осуждению. Нижеприводимая цитата показывает цену этому осуждению. А на недавнем моем общении на патриотическом форуме «Большой форум» один из модераторов форума ничтоже сумняшеся называл Бердяева и прочих русских философов «мозговой шелупонью», демонстрируя почти физиологическое презрение к интеллекту. Поэтому мне остается здесь вспомнить латинское выражение: «Ignorantia non est argumentum!», то есть «Невежество не является аргументом». Это выражение можно употребить даже к Флоренскому, который, применив к Блоку «монистическую философию православия», на самом деле продемонстрировал то самое невежество. Вспомню здесь и выражение американского философа Генри Торо: «Всякий человек, который более прав, чем его соседи, составляет большинство в один голос». Я думаю, что справедливость сказанного мной читатели увидят сами и по достоинству оценят прозорливость и интеллектуальную точность русского философа Николая Бердяева. На фоне дискуссии о Блоке и философского комментария с позиции русской идеи цитата звучит особенно выразительно.
«Антропология же исторического православия учит о человеке почти исключительно как о грешнике, которого нужно научить спасению. У одного Св. Григория Нисского можно найти более высокое учение о человеке, но и у него еще не осмыслен творческий опыт о человека. Истина о человеке, о его центральной воли в мироздании, даже когда она раскрывалась вне христианства, имела христианские истоки и помимо христианства не может быть осмыслена. В русской христианской мысли XIX века – в учении о свободе Хомякова, в учении о Богочеловечестве Вл. Соловьева, во всем творчестве Достоевского, в его гениальной диалектике о свободе, в замечательной антропологии Несмелова, в вере Н. Федорова в воскрешающую активность человека приоткрывалось что-то новое о человеке. Но официальное православие, официальная церковность не хотела об этом слышать. В историческом православии христианская истина о человеке оставалась как бы в потенциальном состоянии. Это та же потенциальность, нераскрытость, которая вообще была свойственна русскому народу в прошлом. Христианский Запад истощил свои силы в разнообразной человеческой активности. В России раскрытие творческих сил человека в будущем. Эта тема поставлена еще Чаадаевым и потом повторяется постоянно в нашей умственной и духовной истории. На почве русского православия, взятого не в его официальной форме, быть может, возможно раскрытие нового учения о человеке, а значит и об истории и обществе. Ошибочно противопоставлять христианство и гуманизм. Гуманизм христианского происхождения». (Бердяев. Русская идея, Гл. 4, ч.3)
Выделю ключевые положения Николая Бердяева:
- «Антропология исторического православия учит о человеке почти исключительно как о грешнике, которого нужно научить спасению»,
т. е. не предусматривает ТВОРЧЕСКОЙ активности отдельного человека, а только его соблюдение высших норм и следование воле Всевышнего («И Бог заплакал вместе с ним», с русским человеком).
- «В русской христианской мысли XIX века ... приоткрывалось что-то новое о человеке. Но официальное православие, официальная церковность не хотела об этом слышать. В историческом православии христианская истина о человеке оставалась как бы в потенциальном состоянии»;
Человек есть агнец Божий, а паства – стада Агнцов. По этому поводу Илья Ильф может быть очень жестко, но справедливо (для нашего активного и человекоцентрического времени, особенно в советский период, когда традиция пассивной богоцентричности отдельной личности распространилась на весь атеистический социум) заметил: «Край непуганых идиотов. Давно пора пугнуть» (И ведь пугнули в 1991 году, когда с развалом СССР наступили либеральные времена. Пуганые идиоты с января 1992 года теперь забегали со страшной силой да за деньгами и по этому поводу справедлива другая фраза Ильи Ильфа, которая актуальна до сегодняшнего дня: «В ночной тиши был слышен только стук лбов»). Сказанное мной, уточняю, нужно прилагать не к русскому народу, а к московской и питерской интеллигенции, которая определяла интеллектуальный климат, как в СССР, так и определяет сейчас в либерастской России. «Ночная тишь» - беспросветные сумерки над Россией (смотри материал «Этот ясный Ясин»), а «стук лбов» – интеллектуальное бессилие всех наших партий и всей московской и питерской интеллигенции пытающейся без русской идеи построить светлое будущее. Они даже выработали идею суверенной демократии и объемистую «Русскую доктрину» - в виде толстенного гроссбуха. Цена этим интеллектуальным трудам – идее и доктрине – один ломаный У. Е., то есть абстрактная идея и такая же доктрина, собравшая множество пожеланий и идей без единого объединяющего принципа – русской идеи. Я не против интеллектуальных усилий, но кто поверит, что в наше интернетовское время и мощных поисковых систем эти авторы не знают о существовании русской идеи как философского и логического метода? А значит – они принимают непосредственное участие и вносят свою личную лепту в замалчивание русской идеи, пытаясь вместо нее подсунуть свой компилятивный и вторичный продукт. Именно поэтому и цена в один ломаный У. Е., оценка не труду, а интеллектуальной подмене.
- «Христианский Запад истощил свои силы в разнообразной человеческой активности. В России раскрытие творческих сил человека в будущем»; (Остап Бендер, герой Ильфа и Петрова, любимец творческой интеллигенции, с одной стороны, нетипично индивидуально активная фигура для общинной России, а с другой, приоткрывает ту самую, «христианскую потенциальную истину о человеке», ибо являет активность ТВОРЧЕСКУЮ. То есть Ильф и Петров создали с одной стороны человека активного по западному – предпринимательски и ради обогащения, а с другой стороны, обнажили трагедию творчески сильной и незаурядной личности, которая вынуждена выбирать между общинно-коллективистской нормой и личной деятельностью, направленной на примитивное обогащение, то есть на вырождение. То есть ни коллективная норма - социалистическая, ни индивидуальная – капиталистическая (западно-предпринимательская) не давали выхода творческой энергии. В этом плане видно, что в трагедии Остапа Бендера Ильф и Петров обозначили свою личную трагедию - трагедию творческих людей).
- «На почве русского православия, взятого не в его официальной форме, быть может, возможно раскрытие нового учения о человеке, а значит и об истории и обществе»;
- «Ошибочно противопоставлять христианство и гуманизм. Гуманизм христианского происхождения».
Последние два положения Бердяева, я думаю, для читателя данной дискуссии и моих примечаний, не нуждаются в отдельном комментировании.
Все положения Бердяева, я думаю, полностью подтвердились в этой частной дискуссии. Но когда материал уже почти был готов к выставлению на сайте, я приобрел книгу, которая дополнила нашу тему со стороны, так сказать, методически-религиозной. Это книга одного из лучших в мире знатоков и ценителей восточно-христианской культуры отца Томаса Шпидлика «Русская идея. Иное видение человека», Изд-во Абышко, СПб, 2006 г. Такое определение автору дано в аннотации, но я с ним согласен, ибо положения Томаса Шпидлика (по крайней мере, которые я привожу) полностью соответствуют моим разработкам.
«ТРОИЦА В ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ. В Духе, через Сына, человек восходит к Отцу, к Троической жизни, к жизни внутренней, приобщается к вечной беседе Пресвятой Троицы. Духовный опыт мистиков Востока и Запада свидетельствует об этом. Русская Церковь, которая любит называть себя «иоанновой», особенно восприимчива к этой тайне Троицы, которую созерцает верующий человек.
«Иоанновой» - намек на слово: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Это и есть творение, ибо Адам ходил по Раю и называл словами предметы. Церковь восприимчива к тайне Троицы, которая дается отдельному ЖИВОМУ человеку, но сама еще не обладала этой тайной именно в Слове, именно в деятельности в нашем человекоцентрическом мире. Тем самым церковь была вынуждена замыкаться внутри себя самой, лишенной возможности творить деяния, ибо община не признающая право личности на индивидуальные действия во имя общины, обречена на отрицание этой самой личности и как ни странно на отрицание себя самой. Повторю вновь принципиальное положение: Восток – община без личности, Запад – индивид без общины, Россия – союз общины и личности (На Западе нет понятия личности, ибо индивид, каких бы совершенств он не достигал, действует во имя себя самого, а не общины. Не случайно к своему духовному завещанию роману «Братья Карамазовы» Достоевский привел эпиграф из Евангелия от Иоанна: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Гл. XII, 24). Поэтому, повторю вновь: личность для Востока – особь (он же для православной церкви, крепко держащейся за власть – агнец, а паства – стадо Агнцов), личность для Запада – индивид, и только для России – личность есть личность, творец во имя общины.
Часто приводят свидетельство преп. Сергия Радонежского, который, как повествует его биограф, будучи в материнской утробе, три раза воззвал к Господу, а став монахом, посвятил свою первую церковь Пресвятой Троице. Эти скромные упоминания не имели бы такого резонанса, если бы эта традиция св. Сергия не породила в его собственном монастыре шедевра Андрея Рублева». (с.61)
Суть русского искусства – синтез эмоции и слова, внутреннего и внешнего, что и проявилось в иконе Андрея Рублева. Без Слова Сергия Радонежского, как бы могла проявиться личность Андрея Рублева. Троица в искусстве и в жизни – эмоция, прошедшая через слово и воплотившаяся в деянии. Поэтому икону Андрея Рублева нужно назвать именно Деянием: творением личности во имя общины, в этой иконе Андрей Рублев был тем самым зерном, которое умерло и принесло много пользы. Эмоция – жизнь, живое, слово – смерть, искусственное, деяние – бессмертие.
«ТРИНИТАРНОЕ БОГОСЛОВИЕ. Развитие богословской мысли в связи с Троической тайной на Востоке и Западе шло разными путями. Латинское богословие, по выражению Боэция, исходит из божественного единства, в котором вера раскрывает отношения Трех Лиц. А для греческих Отцов на первом месте – Отец, Сын и Святой Дух, так как именно в Них следует черпать желание и восхищение Их невыразимым единством.
Русские следуют греческой традиции, но они вносят в нее нечто оригинальное: размышления о Св. Троице не остаются изолированными от области культуры; философы и мыслители часто обращаются к этой тайне.
В конце своей жизни, работая над книгой по истории философии, Иван Киреевский приходит к выводу о том, что направление философской мысли прежде всего зависит от той концепции, которой мы придерживаемся относительно Святой Троицы. Это утверждение, парадоксальное на первый взгляд, подтверждается в трудах многих мыслителей. Оно приобретает глубокий смысл, когда мы осознаем, что для этих писателей «философия» зависит от христианского религиозного опыта. (с. 63)
Вывод Ивана Киреевского, о котором в данном контексте упоминает о. Томас Шпидлик, безукоризненно верен, что и подтвердилось открытием русской идеи как метода философии и логики. Не лишне, думаю, здесь подытожить, что Восток видит в Троице ЦЕЛОЕ, Запад - МНОЖЕСТВЕННОЕ (части, так, например, никого не должна вводить в заблуждение гегелевская триада: тезис – антитезис – синтез, ибо это путь субъекта отрицающего самого себя в своем развитии, то есть триада выглядит так: субъект (часть) – антисубъект (часть) – синтез субъекта (часть). Иными словами, напомню, любимое положение Гегеля: «Рожденное от духа есть дух», то есть дух, взятый вне природы и вне человечества или деятельность сама по себе, вне материи природы и вне человечества), Россия – ЕДИНСТВО.
«Откуда этот интерес к Троице? Разум непроизвольно обращается к духу. Русские хотят внести в мир идеал «всеединства», не того единства, которое уничтожает многообразие, но многообразия, которое достигает единения. Итак, святое Три-единство лучше всего выражает воззрения русских мыслителей. Именно это утверждает Вл. Соловьев: «Восстановить на земле этот верный образ Божественной Троицы – вот в чем русская идея». Это высказывание является резюме и итогом брошюры, так и озаглавленной: «Русская идея».
Карсавин, также занимаясь исследованием реальности как все-единства, повсюду обнаруживает три-единство; он демонстрирует три-единство Бога различным образом, рассматривая представления о Боге как о Любви, а потом как о «Всеблагости», детерминированное изначальное единство он отождествляет с Отцом, единство, которое разделяется в себе самом, - это Сын, а единство воссоединяющее – это Святой Дух». (с.64)
Эти слова о. Томаса Шпидлика полностью подтверждает принципиальное положение, которое мы цитировали и раскрывали на примере данной дискуссии. А также они звучат очень современно, ибо актуальны нашим либеральным временам и государству, которое самодовольно отрицает русскую идею (назвал же г-н президент в своем Послании 2007 года поиск русской идеи национальной забавой): «Русские хотят внести в мир идеал «всеединства», не того единства, которое уничтожает многообразие, но многообразия, которое достигает единения». Сегодня в России идут процессы, которые уничтожают многообразие и они будут идти до тех пор пока государство не обратится к русской идее. Именно это глубокое понимание, то есть философское, позволяет видеть в деятельности Путина временный успех, маскирующий движение к кризису. В свое время Гайдар назвал противоречие между Востоком и Западом глубокой пропастью, в которую свалились и царская Россия, и Советский Союз. Путин, ничтоже сумняшеся строит свои далеко идущие планы именно над этой самой пропастью, называя, повторю опять, предупреждения об этой пропасти и поиск возможностей избежать ее– национальной забавой. Россия тратит свое историческое время на наведение глянца (именно так режиссер Андрей Кончаловский своим нашумевшим одноименным фильмом назвал положение в России), напевая знаменитую песенку: «Все хорошо, прекрасная маркиза!». Поразительны, кстати, слова самого Гайдара, сказанные после предупреждения о пропасти: « В трещину этого противоречия свалилась царская, а затем и коммунистическая империя. Над этой трещиной мы и сегодня строим здание новой России" (Е.Гайдар. Государство и эволюция" СПб, Норма, 1997, 2 изд, с. 59-60). Это было бы прелестно, если бы это не было так актуально! Слова Гайдара кажутся двусмысленными, но на самом деле отражают самомнение либералов, что уж они-то де не свалятся в пропасть (трещину), ибо они действуют по учебникам Запада!
«ФЛОРЕНСКИЙ – БОГОСЛОВ ТРОИЧНОСТИ PAR EXELLENCE. Для о. Павла Флоренского Троица является главной темой всего богословия, всего культа и всей жизни. Следуя за бл. Августином, повсюду искавшим следы, оставленные Троицей, Флоренский сумел отыскать Ее новые «следы»: пространство, имеющее три измерения, время, имеющее троичную природу (прошлое, настоящее, будущее), язык с тремя грамматическими лицами (я, ты, он).
Но между бл. Августином и о. П. Флоренским существует примечательная разница. Первый исходит из веры в Троицу и своими размышлениями пытается приблизиться к пониманию догмата. Флоренский же начинает с открытия «троичностей» в мире и приходит к выводу о том, что они необъяснимы без небесной Троицы. «Чувствуется, что есть какая-то глубокая связь между всеми этими троичностями, но какая?» Во всем мы сталкиваемся с антиномиями, которые можно разрешить лишь с помощью компромиссов, но которые соединяются и согласуются друг с другом в Боге, Едином и Триедином. В самом деле, у нас нет другого решения наших проблем: «или поиски Троицы, или умирание в безумии».
Подвергнув анализу понятие homoousia (едино-сущие), он находит в нем ключ ко всей человеческой мысли. Все философские системы он разделяет на две группы в зависимости от того, признают ли они единосущие (homoousia) или только подобосущие (homoiousia). Его выводы будут иметь важные последствия для богословия, социологии, космологии и, прежде всего, для гносеологии». (с. 64-65)
Действуя во имя Троицы и от ее лица Флоренский гениально ставит проблему, но не дает ее разрешение, ибо не может в своей деятельности найти третье звено. Отсюда четность почти всех его ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫХ (философских) положений. Я не стал здесь цитировать о. Томаса Шпидлика, где он подытоживает эту четность Флоренского. Данная дискуссия полностью обозначила бессилие интеллекта Флоренского даже в оценке любимого поэта – Александра Блока. Подытожу еще раз: мысль Флоренского слишком ОБЩА, слишком ЦЕЛОСТНА, для того, чтобы анализировать ЧАСТИ. А не видя ЧАСТИ, он не может сочетать ЦЕЛОЕ и ЧАСТИ достигая ЕДИНСТВА - Единства Троицы.
«СОЦИАЛЬНАЯ ТРОИЦА. Усилия бл. Августина обнаружить в индивидуальном человеке отсвет Троической жизни по большей части были чужды обычному богомыслию Востока. Тринитарное истолкование образа осуществляется здесь, скорее, при его социальном приложении к Церкви – собранию человеческих личностей, объединенных в божественном единстве: особенно это относится к монастырям, что отчетливо можно проследить на примере мысли св. Василия Великого и преп. Феодора Студита.
Все, что утверждается относительно Церкви и монастырей (церквей в миниатюре, выступающих в роли образцов), русские авторы относят ко всему человечеству как таковому. Для Вл. Соловьева, например, «социальная троица» означает множество, состоящее из трех органических единств: Церковь, государство и социальное общество. Разрешение их взаимоотношений следует искать в тайне отношений божественных: необходима свобода и суверенитет для каждого из этих компонентов, «не в отъединении от двух других, поглощая или истребляя их, но в утверждении безусловной внутренней связи с ними»...» (с. 65-66)
«Усилия бл. Августина» - это западная Троица, абстрактный человек, индивид, взятый вне общины (общности), не удивительно, что его усилия были чужды «обычному богомыслию Востока». Но любопытно здесь другое. «Социальная Троица Вл. Соловьева», о которой пишет здесь о. Томас Шпидлик, есть своеобразный синтез Востока и Запада, то есть общности (народ, этнос), но взятая в абстрактной форме, то есть вне живых людей, вне конкретности («трех органических единств: Церковь, государство и социальное общество») и потому в индивидуальности: отдельно Церковь, отдельно государство и отдельно общество. Общность в индивидности – что это такое, как не Советский Союз: общность людей в деятельности, но направленной ради них самих, а не человечества как рода, то есть абстрактная (частная) деятельность. Вне живого, конкретного человека обречены и Церковь, и государство, и общество. Это и есть постсоветский урок, который и позволил нам найти русскую идею. Причем, если бл. Августин отделял от общности отдельного человека, Вл. Соловьев отделил их единства, которые, отпав от общего древа – Бога Отца (общности с ЖИЗНЬЮ природы и всего сотворенного), обречены на увядание и духовную смерть. Бл. Августин отделяя отдельного человека, отделил тем самыми и человечество, которое в своем родовом эгоизме забыло о своем единстве с Жизнью планеты. Восток еще сохраняет это единство с природой, хотя уже обособляет человечество, Запад же полностью отрывает человечество как род от природы и потому от самого человечества. Подытожу еще раз: Восток – общность, Запад – индивидность, Вл. Соловьев – общая индивидность, то есть не ЕДИНСТВО, а именно общая индивидность.
«ТРИНИТАРНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ КОСМОСА. На иконе Андрея Рублева сотворенный мир восьмиугольной формы вовлечен в божественную жизнь. И для И. Киреевского структура мира, чтобы стать духовной, должна соучаствовать в тайне «единосущия», входящего в тринитарный догмат.
Ту же самую мысль, только в более развернутой форме, мы встречаем у Л. Карсавина, но вновь заслуга Флоренского в том, что именно он сознательно ввел в космологические рассуждения принцип homoousia, аналогичный принципу христологического догмата. Для него невозможно понять истинный смысл природы, не принимая принципа единосущия, и только в этом случае возможен правильный подход к научным исследованиям. И действительно, наука и метафизика с самого начала стремятся рассматривать мир как единство, раскрывая онтологические связи, преодолевающие их пространственные и временные разделения. Системы Платона, Аристотеля, Плотина, великих схоластов, Фихте, Шеллинга и Гегеля суть системы поиска глубинного единства космоса. Единство твари — не единство хаотических элементов, но органическое единство структуры — есть необходимая предварительная предпосылка для построения науки.
Но без понятия о единосущии, на котором зиждется тринитарное богословие, невозможно постичь органическую структуру вселенной. Ибо вещи, отделенные от своего высшего источника в Троичном Боге, могут быть «подобными» друг другу, «неподобными» или «сходными»; но никогда не станут они «тождественными» в составе космоса, никогда не станут едино-истинно-прекрасными. Итак, отвержение Св. Троицы означает отказ от органического единства космоса; ведь если вселенная не соучаствует в божественной жизни, она навсегда останется лишь хаотическим скоплением составляющих ее элементов» (с. 67).
Русская идея преодолевает разрыв между Востоком и Западом, который здесь можно определить как разрыв между жизнью и деятельностью в единстве Святой Троицы, которое можно назвать жизнедеятельностью. Именно этот взгляд определил для меня понятие зла, как «вещь, которая находится не на своем месте». Смысл не в простом соединении противоречий в единство противоречий, а в их ПРЕОБРАЖЕНИИ, в глубоком высшем смысле, пока что недоступном простым смертным, вынужденных с боем добывать пропитание и саму возможность жизни. Не случайно философ и логик Николай Васильев для того, чтобы разрешить противоречие между «утверждением» и «отрицанием» ввел понятие «иного отрицания», то есть в Троице противоречие снимается преображением в ЕДИНСТВО, где «согласование» есть не просто связь двух качеств «утверждения» и «отрицания», а качество ТРЕТЬЕ, где прежние два остаются в составе, и даже не меняют своих качеств, но звучат в общем единстве, т. е. преображаются. Здесь как нигде очевидно, что религиозное отрицание зла есть страх перед миром, перед деятельностью и потому страх перед ЖИЗНЬЮ такой, какая она есть. Потому я сказал в вышеприведенной беседе, что отрицание зла есть бессилие, ибо простое отрицание отрицанием не является. Можно сколько угодно проклинать и отрицать ЗЛО, но это значит действовать методом зла – вносить в мир разделение, двоичность, противоречие. Дело конечно не в том, чтобы принимать или отрицать зло, а в том, чтобы действовать не злом, насилием, принуждением, но творчеством. Деятельным творчеством. Космос, или жизнь, преисполненная несовершенства, страданий, зла есть поле деятельности для творческого человека. Именно в этом смысл цитаты из о. Томаса Шпидлика, названная им «Тринитарное измерение Космоса». Применительно к Флоренскому и охаянному им Блоку это означает, что Флоренский должен был не просто явить первую стадию Троицы – увидеть Проблему (что он и сделал, хотя и не в философской терминологии), но даже не вторую – понять происходящее с Блоком и дать ему правильное истолкование (истинно философское, а не в свете философской системы православия), а совершить творческий синтез православия и общественности, то есть по сути дела прийти к русской идее. Но каждому овощу свое время, исторически Флоренский оказался на своем месте и сыграл свою роль, другое дело, если бы мы живущие уже в третьем тысячелетии – тысячелетии Св. Духа, продолжали мыслить бы теми старыми категориями. Хотя безусловно есть и такие любители. Повторю вновь уже ранее сказанное: без Флоренского не было ни русской идеи, ни меня сегодняшнего, пишущего эти комментарии.
«ГНОСЕОЛОГИЧЕСКАЯ ТРОИЦА. Флоренский считает, что в основе гносеологии лежит христианская тайна. Вкратце его мысль можно выразить так: как и Вл. Соловьев, он утверждает, что у нас есть три способа приблизиться к истине: через эмпирическое познание, через метафизическое познание и через мистическое познание. Какова же ценность каждого из этих видов познания? Эмпиризм считает истинным то, что мы наблюдаем вне нас, то есть объекты; метафизики признают истинным результатом своей умственной деятельности идеи, то есть они признают истиной деятельность субъекта; нехристианская мистика стремится преодолеть пропасть, разделяющую субъект и объект, чтобы достичь цельного познания. И тогда то, что человек видит как вне, так и внутри него, соединяется в одну бесконечную реальность, реальность, в которой уже нет разделения между субъектом и объектом.
Усилие это похвально, но оно приводит к катастрофическому результату, который влечет за собой разрушение индивидуальности, и личность погружается в безличностную нирвану. И потому следует искать другой принцип единства, не разрушающий того, что он соединяет. Итак, любовь — единственная реальность, которая соединяет то, что разделено, сохраняя при этом соединяемое в его собственном бытии.
Следовательно, любовь преодолевает пропасть между познающим субъектом и познаваемым объектом; это необходимо, ибо познание должно быть цельным. Ведь для того, чтобы достичь абсолютной истины, — а именно к такой истине мы стремимся, — мы должны подняться до познания, которым Бог обладает о Себе Самом. Он троичен: Отец познается в Сыне, Сын — в Отце, а их вечная любовь ипостазирована и персонализирована в Св. Духе. Лев Карсавин сформулировал то же самое в следующем афоризме: «Истина есть Пресвятая Троица, и Пресвятая Троица есть Истина» (с. 68).
В свете всего вышесказанного, а особенно предыдущего замечания, комментарий к этому тексту будет коротким: утверждение должно быть утверждением, отрицание – отрицанием именно для того, чтобы появилась возможность третьего качества – согласования, синтеза, русской идеи. Если построить эту фразу по-другому, то без Востока и Запада не будет России и ее роли в мировом человечестве. Это замечание, что называется методическое, ибо гносеологическая Троица есть метод. Иными словами, как бы Гегель ни старался, но он ни за что не смог бы открыть русскую идею: просто потому что он НЕМОЙ, то есть НЕМЕЦ (Напомню, что слово «немец» происходит от слова «немой», то есть иностранец, не говорящий по нашему, немой). Русская идея могла прийти только тогда, когда она и пришла на переломе второго и третьего тысячелетия и только в России, исторически и духовно зажатой между Востоком и Западом. Истина есть Троица, а Троица есть Истина, и мы живем в третьем духовном материке России и я – русский человек и сын своего народа – русского. Самого творческого и потому самого непокорного народа в мире.
Август-сентябрь 2007 г. Выборг
Добавление от 30 сентября 2007 г.
В процессе подготовки материала к печати мне встретился материал «О русской идее замолвили слово (Проект национальной модернизации от церкви)» («Московские новости» № 36 (1403)от 14 сентября 2007 г., с.36), которая позволяет мне прояснить вышесказанные слова (см. «Критика тезисов»): «...проблемы, обозначенные Флоренским при оценке поэзии Александра Блока, столь же актуальны сегодня для Русской православной церкви (РПЦ), которая не желает признавать русскую идею как метод настоящей РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ И ЛОГИКИ»). Цитирую:
«В конце августа Русский народный собор под председательством митрополита Кирилла рассмотрел «Русскую доктрину», представив этот любопытный документ общественности
Основами для будущего российского государства должны стать «гармоническое сочетание демократии, аристократии и автократии, а также «смыслократии», то бишь интеллектуальной элиты, вооруженной идеологией. Вдохновение творцы черпают в идее православной монархии, Московском царстве XV века, и саму идеологию можно было бы назвать выбеленной в интеллектуальном растворе (в работе над проектом приняли участие около тридцати кандидатов наук и около десяти докторов – скромно признаются авторы) идеей византийской теократии. В качестве национального идеала авторы объявляют «верность православию», которую. Сегодня можно расценивать знак верности самой нации».
И далее:
«Понятен интерес к проекту в церковных кругах. Православие является ядром доктрины, а столь ярко прописанный свод государственно-церковных отношений не может не рождать видений и в умах самих церковных чиновников... По душе пришлась доктрина Собору: «Главные инициативы ВРНС (Всемирного Русского Народного Собора – К.Ч.) последних лет и стратегия «Русской доктрины» во многом созвучны друг другу». Наградив авторов почетными дипломами, Собор санкционировал дальнейшее продвижение концепции в народные массы. Авторы надеются, что их детище станет одним из документов, формирующих повестку следующего Собора в феврале 2008 г.»
Казалось бы вот оно – синтез церковного и мирского совершился и идет победным маршем. Но следующий абзац все ставит на свои места, продолжаю цитирование:
«Через день после обсуждения «РД» на Русском Соборе патриарх Алексий II заметил в интервью газете «Комсомольская правда»: «Убежден, что конституционно Церковь должна быть отделена от государства и не вмешиваться в политическую жизнь государства, также и государство не должно вмешиваться во внутреннюю жизнь Церкви».
Повторю вновь вышесказанное мной о «Русской доктрине»: «...интеллектуальное бессилие всех наших партий и всей московской и питерской интеллигенции пытающейся без русской идеи построить светлое будущее. Они даже выработали идею суверенной демократии и объемистую «Русскую доктрину» - в виде толстенного гроссбуха. Цена этим интеллектуальным трудам – идее и доктрине – один ломаный У. Е., то есть абстрактная идея и такая же доктрина, собравшая множество пожеланий и идей без единого объединяющего принципа – русской идеи. Я не против интеллектуальных усилий, но кто поверит, что в наше интернетовское время и мощных поисковых систем эти авторы не знают о существовании русской идеи как философского и логического метода? А значит – они принимают непосредственное участие и вносят свою личную лепту в замалчивание русской идеи, пытаясь вместо нее подсунуть свой компилятивный и вторичный продукт. Именно поэтому и цена в один ломаный У. Е., оценка не труду, а интеллектуальной подмене».
Как это ни странно, позиция Русского Собора, признавшего «Русскую доктрину» как концепцию объединения религиозного и мирского и позиция патриарха Алексия II, разделяющего сферы церкви и государства – это одна и та же позиция, две стороны двоичности или непреодоленного противоречия. Позиция без русской идеи – позиция без ТРОИЦЫ, ибо третьего звена нет ни в «Русской доктрине», пытающейся эклектично соединить несоединимое и вписать в доктрину религиозные цели и мирские средства, ни в позиции патриарха с высоты церковного воззрения разделяющего религиозное и мирское, церковь и государство. Иными словами, ни церковь (патриарх Алексий II), ни общество (Русский собор) не нашли синтеза ОБЩНОСТИ и ИНДИВИДНОСТИ, оставшись на традиционных позициях и не разрешив самого основного для России вопроса – противоречия между Востоком и Западом.
Остроту этого противостояния подчеркивает разгоревшийся в печати спор между учеными и клириками. Привожу начало письма десяти академиков Российской академии наук (Е. Александрова, Ж.Алферова, Г. Абелева, Л. Баркова, А. Воробьева, В. Гинзбурга, С. Инге-Вечтомова,Э. Круглякова,М. Cадовского, А. Черепащука) к президенту России:
«Глубокоуважаемый Владимир
Владимирович!
С нарастающим беспокойством мы наблюдаем за все возрастающей клерикализацией
российского общества, за активным проникновением церкви во все сферы
общественной жизни. Конституция Российской Федерации провозглашает светский
характер нашего государства и принцип отделения церкви от системы
государственного образования. Мы обращаемся с этим письмом к Вам как к высшему
должностному лицу нашей страны, являющемуся гарантом соблюдения основных
положений Конституции.
В марте с.г. в Москве проходил XI Всемирный русский национальный собор. Среди его решений обращает на себя внимание резолюция "О развитии отечественной системы религиозного образования и науки". Название несколько странное. Если религиозное образование - внутреннее дело РПЦ, то с какой стати церковь заботится о развитии науки? И нужна ли науке такая забота? Из дальнейшего текста все становится ясным. В резолюции предлагается обратиться в Правительство РФ с просьбой "о внесении специальности "теология" в перечень научных специальностей Высшей аттестационной комиссии. Сохранить теологию как самостоятельное научное направление"».
Суть проблемы очень хорошо подчеркивает следующий момент из обращения академиков:
«Между прочим, католическая церковь практически полностью отказалась от вмешательства в дела науки (в 1992 г. она даже признала свою ошибку в деле Галилея и "реабилитировала" его). В беседе с академиком В.И. Арнольдом (март 1998 г.) папа Иоанн Павел II признал, что наука одна способна установить истину, а религия, по словам понтифика, считает себя более компетентной в оценке возможного использования научных открытий."
Наша РПЦ придерживается иной точки зрения: "Необходим диалог власти и общества для того, чтобы сложившаяся в советское время монополия материалистического видения мира наконец прекратилась в российской образовательной системе" (из резолюции Собора)."
Вообще-то все достижения современной мировой науки базируются на материалистическом видении мира. Ничего иного в современной науке просто нет. Прекрасно высказался на эту тему известный американский физик, лауреат Нобелевской премии С. Вайнберг: "Опыт ученого делает религию совершенно несущественной. Большинство ученых, которых я знаю, вообще не думают на эту тему. Они настолько не размышляют о религии, что даже не могут считаться активными атеистами" (New York Times, 23 августа 2005 г.). Так на что же нам предлагают менять "монополию материалистического видения мира"?»
Тем, кто внимательно читал эту дискуссию и мои примечания к ней сразу вспоминается и «монистическая система православной философии» и ее противоречие с «материалистическим видением мира». Напомню, «монистическая система» означает религиозное без мирского, а «материалистическое видение» - мирское без религиозного. То есть разделение богоцентрического и человекоцентрического мира и означает противоречие Восток – Запад, а значит, без третьего измерения, без русской идеи, без России.
То обстоятельство, что авторы «Русской доктрины» либо не подозревают о существовании такого противоречия, либо замалчивают его подтверждает следующий материал, расположенный на той же странице «Московский новостей», под названием «Мыслящая корпорация», в которой приведена беседа с одним авторов «РД» Виталием Аверьяновым («Инициатор концепции «Русской доктрины» Виталий Аверьянов о генеалогии идеи). Показателен ответ Аверьянова на вопрос: «Как возникла идея «Русской доктрины»?»:
Аверьянов: «Существует традиция национально ориентированной мысли общественной мысли, уходящей в глубь веков (ее можно возводить к митрополиту Иллариону, XI век, многим авторам Древней Руси). «Русская доктрина» не открыватель, а продолжатель этой мощной традиции, в генеалогию которой входят и славянофилы, и представители консервативного лагеря, и евразийцы, и патриоты конца XX конца. Однако «Доктрина» - это не монографическая работа, подобная солженицынской «Как нам обустроить Россию», не сборник статей подобный «Вехам» или евразийским сборникам. «РД» дает системный, масштабный взгляд, всеобъемлющий и одновременно практически значимый. Нам, патриотам, до сих пор не хватало такой платформы».
Противоречие, о котором я говорил (противоречие Восток – Запад) отчетливо обозначается самим автором. Обозначается, но отнюдь не разрешается. С одной стороны автор говорит о «национально ориентированной общественной мысли, уходящей в глубь веков», а с другой о «системном масштабном взгляде, всеобъемлющем и одновременно практически значимом». Первое с очень неточной терминологией определяет мысль религиозную, конкретную, объективную, второе – мысль общественную, абстрактную, субъективную. Суть проблемы в том, что мы и видели на примере дискуссии о Блоке, что эти две мысли невозможно соединить: либо художественность, либо научность, либо объективность, либо субъективность. Иными словами, невозможно ЦЕЛОЕ разложить на ЧАСТИ, без утраты того целого, которое и создает данное качество. Это качество – ЖИЗНЬ. Авторы «Русской доктрины» преисполнены похвальных и прекрасных намерений, но цену этих намерений мы уже знаем: семьдесят лет Советской власти отучили людей от доверия к программам и тем более к сложным образованиям в виде доктрины. Доктрина хороша как попытка подступиться к проблемам России, их описанию и осмыслению, но отнюдь не к их решению. Конкретная мысль больна ДОГМАТИЗМОМ, то есть неспособностью к связи частей в единую картину вне ЦЕЛОГО (то есть то, что составляет ее достоинство является одновременно ее недостатком), абстрактная мысль больна РЕЛЯТИВИЗМОМ, то есть неспособностью дать целостную картину. Первое – это мысль РАССУДКА, второе - мысль ИНТЕЛЛЕКТА. Эти две способности человеческого ума находятся в непримиримом антагонизме: взаимно исключают друг друга как живое – мертвое, естественное – искусственное, а восточное - западное. Не фиксируя эту проблему, не обозначая ее и потому естественно ее не решая авторы «Русской доктрины» попадают в элементарную ловушку, когда национально ориентированная мысль (то есть мысль ориентированная к ЖИВОЙ РОССИИ), дает многостраничный (а в дальнейшем, как видно из намерений авторов и многотомный) талмуд «НА ВСЕ СЛУЧАИ ЖИЗНИ», то есть МЕРТВЫЙ И ЗАСУШЕННЫЙ ПРОДУКТ. Именно для этой цели и создается «МЫСЛЯЩАЯ КОРПОРАЦИЯ», которая будет учить русский народ жить. Не знаю кому как, а мне это напоминает КПСС и СССР. В результате этого национально ориентированного стремления Россия окажется одной из западных наций, то есть в ГОРОДСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ и неизбежно утратит ТЕРРИТОРИЮ, а многочисленные этносы будут национально УНИФИЦИРОВАНЫ. Лучше уж придерживаться позиции патриарха – Алексия II, разделившего религиозное и мирское, чем позволить мирскому под видом религиозно ориентированной общественной мысли, вытравить ЖИВУЮ ТРАДИЦИЮ, традицию живой мысли. Повторю еще раз: то обстоятельство, что никто из авторов «Русской доктрины» не упоминает о русской идее, более того именно «Русская доктрина» называется «Русской идеей», то перед нами попытка интеллектуальной подмены. Во-первых, замалчивания настоящей русской идеи, во-вторых, всучения под ее видом эклектичного и компилятивного продукта. Еще раз повторю, что я ничего против не имею, если «Русская доктрина» будет называться тем, что она есть: попыткой описания проблем России и путей их возможного решения. В этом смысле ее значение очень важно и необходимо, но замалчивание или не понимание важнейших проблем в сфере мышления – противоречия между рассудком и интеллектом или конкретным мышлением и абстрактным, а также всучения «Русской доктрины» вместо «Русской идеи» это преступление сословия мыслящих перед Россией или поразительнейшая некомпетентность, что в принципе одно и то же. А если авторы знают о существовании русской идеи разработанной как метод философии и логики и в то же время продвигают «Русскую доктрину» на место «Русской идеи», то это уже не преступление, а предательство интересов России и прямой обман Всемирного Русского Народного Собора.
Вернуться в "ГОСТИНУЮ" или в "Критика тезисов" или "Комментарий к дискуссии, ч.1"