...Это - книга тезисов (синтезиса)

Тезис порождает антитезис... Последний же, будучи доказанным и принятым за аксиому становится, в свою очередь, новым тезисом, новым законом и правилом жизни, пока также, как и предыдущий не начинает мешать жить, и светлые умы человечества изобретают новый антитезис, который поражает старый и который все также становится новым законом жизни, говорящим от лица старого, прежнего. Банально, старо как мир и также ново для каждого нового поколения людей. Все это было бы ничего, если бы не наивная убежденность новых людей в том, что весь мир существовал ранее лишь для того, чтобы породить верх совершенства человечества - Закон, по которому они живут сегодня, - их любимый и обожествляемый, их единственный и ненаглядный ТЕЗИС.

История, логика, абстракция, форма, тезисы сегодня правят миром. Вне логики человек, явление Жизни, событие, факт - ничто. "Надо показать ему какую-то бумагу, иначе он не поверит, что вы существуете" - грустная философская сентенция Ильи Ильфа об этом. Да, мы живем в мире бюрократии, начало которого теряется в Истории, а мы лишь меняем один тезис на другой, ничем по сути не отличаясь от древних язычников, поклонявшихся могущественным Фаллосам. Но, в отличие от язычников, зримо видевших силу и мощь своего божества, что видим мы, нынешние люди, кануна третьего тысячелетия? Только пустые формы, лишенные содержания, законы, выросшие из законов старых, слова, произошедшие от слов, абстракции, произошедшие от абстракций, книги, написанные мудрецами и произошедшие от книг, написанных другими мудрецами...

"Прошлое - колодец глубины бездонной..." - мудро заметил другой писатель - Томас Манн. И невозможно написать такую книгу, которая последовательно бы вытащила всю бесконечную веревку тезисов и антитезисов из этого колодца прошлого...

В данной книге автор отказывается от причинности, от привычной логики, от доказательности и ставит себя вне логики, вне причинности, хотя, как человек, несущий на себе родимые пятна бюрократического времени, все же не пренебрегает ими.

Но на вопрос: на чем основано ваше утверждение? Где та причина, из которой вы выводите следствие? Автор отвечает просто:

"На мне! Я так думаю, я так утверждаю, мне нравится так думать и так утверждать!"

Наглость? Нет! Просто иной метод: не традиционный, аналитический, а авторский, синтетичный.

Вся же логика, которая приводится в этой книге, есть СЛЕДСТВИЕ!

Есть прямое следствие самостоятельного мышления! Таким образом, это - книга тезисов. Тезисов, синтезированных в нечто единое.

СИНТЕЗИС АВТОРА!

"Вы - дилетант!" - радостно кричит какой-то критик, свешиваясь с балкона театра и указующим перстом указывая на меня, стоящего посреди эстрады, под гром аплодисментов и канонады гневных криков и свиста...

Да, я - дилетант! Я с гордостью принимаю это высокое звание и надеюсь с честью нести его по жизни. Пронзительный критик имеет в виду низкое значение слова "дилетант", но, сдается мне, что сегодня мы все уже устали от низких значений даже самых высоких слов. Словам надо вернуть их незапятнанное значение высоких торжественных формул жреческих заклинаний, а слову "дилетант" - его высокое значение, родственное слову "человек".

То самое значение, которое оно имело хотя бы у Владимира Даля: "Дилетант - охотник, любитель, человек, занимающийся искусством, художеством, не по промыслу, а по склонности, по охоте, для забавы."

Характерно, что уже в более поздних словарях слово "дилетант" заменено словом "дилетантство" (дилетантизм): "занятие какой-либо областью науки и искусства без специальной подготовки, при поверхностном знакомстве с предметом, любительство" (Советский энциклопедический словарь, М., 1988).

Качество заменено количеством! И дилетант перестал считаться конкретным, живым и неповторимым человеком, а стал безликим явлением, чем-то без имени, слова и права, существом, которому в собрании великих специалистов, в эпоху Великой Логики было отказано в праве иметь личное мнение, личные пристрастия, личную любовь. Ну какая может быть личная любовь в царстве строгой Истины, где все подсчитано, взвешено и измерено на точнейших аптекарских весах?

Позднее, когда поняли, что не все поддается подсчету, когда признали право личности в царстве логики, когда осознали, что логика немыслима вне человека, то и тогда дилетантов гнали с их любовью и мнениями от всех порогов. А научной личности (т.е. по сути дела дилетанту в науке) дозволялось многое, но не все: иных, чересчур дерзких, подвергали инквизиции, сжигали на кострах, отлучали от Логики, и потом, когда смысл их открытия, опередившего Время, становился понятным, канонизировали - правда уже посмертно, ибо ОНИ ЛЮБИТЬ УМЕЮТ ТОЛЬКО МЕРТВЫХ! Так в эпоху Истины и Логики слово "человек" оказалось под негласным запретом. И Дилетант, со своим человеческим мнением, превратился в дилетанство, т.е. вместо конкретного живого человека стал каким-то невыразительным явлением.

"Книга по высшей математике начинается словами: "Мы знаем..." - это еще одно наблюдение Ильи Ильфа, который вместе с Евгением Петровым написал библию дилетантов - Ветхий и Новый заветы об Остапе Бендере.

Но и мудрейшие из специалистов, профессионалов, постигшие в своем деле все и вся, съевшие всех мыслимых и немыслимых собак, знают только одно со всей беспощадной и профессиональной уверенностью: то, что они ничего не знают! Боже мой, как давно это обстоятельство было подмечено. Еще во времена Омара Хайяма самим же Омаром Хайямом:

"Много лет размышлял я над жизнью земной,
Непонятного нет для меня под луной.
Мне известно, что мне ничего не известно,-
Вот последняя истина, открытая мной.

Вот на этом-то обстоятельстве и основана их спесь! Если уж они ничего не знают, то, что же тогда знают дилетанты?

А между тем, дилетант - это человек, вооруженный удивительно жизненным принципом Сократа : "Познай самого себя!" "Сократ устарел!" - завопят иные критики. "Дураки!" - отвечу им. - "Это вы устарели, как видите, уже при жизни своей. Сократ, как и все другие личности человечества, вечен!"

Также вечно и движение дилетантов, напомню еще раз: охотников, любителей, людей, занимающихся всем не по промыслу, а по склонности, по охоте, по забаве! Т.е. людей, влюбленных в Жизнь, и несущих пусть небольшую, но свою собственную Истину!

В то же время автор просит понять его правильно, он не отвергает ни Науку, ни Искусство профессионалов, а просто говорит об уважении к дилетантам, об уважении к мнению каждого человека, пусть даже этот человек не облечен какими-либо званиями, регалиями или трофеями.

Тем более, напомню, что любой Тезис имеет отрицательную природу, вследствие чего, любое профессиональное утверждение отрицательно, абстрактно, т.е. имеет достаточно условный характер, опытное происхождение для определенных условий жизни. Т.е. ,в конечном счете - ЛОЖНО! Подытожу: профессиональное утверждение - ложно, ибо оно временно, преходяще.

Истина не в абстрактном утверждении, а в человеке. Тем более, что человек этот - дилетант, движимый ПОЛОЖИТЕЛЬНОЙ истиной, любовью. Той Любовью, которую Всевышний Творец вложил в каждого человека. Истина конкретна! Так вот - конкретен каждый человек, а все остальное - неконкретно, т.е. абстрактно!

Автор всю жизнь придерживался принципа Сократа и потому на радостный вопль критика: "Вы - дилетант!" спокойно ответствует, уточняя: "Да и притом - сознательный, убежденный и матерый!"

Здесь можно вспомнить и Уолта Уитмена:

"Я и подобные мне убеждаем не метафорами, не стихами, не доводами,
Мы убеждаем тем, что существуем".

И в заключение - пророчество, разумеется., дилетантское: наступает время и эпоха дилетантов. Время радостного занятия философией, искусством, наукой... Суть его: не человек для формы (абстракции, науки, искусства, профессии), а форма (абстракция, наука, искусства, профессии) для человека! Заканчивается подчинение человека бездушной Логике, причинности! И время это близко. А для того, чтобы оно наступило надо беречь дилетантов, т.е. нас с вами!

ДИЛЕТАНТ - ЭТО ЧЕЛОВЕК!

Казалось бы чего тут хитрого? Читай и все! Смейся , если смешно, грусти, если грустно, ругайся, если ругается и откладывай в сторону ,если не нравится.

Я согласен, что это было бы лучшим выходом из положения: самым стандартным и самым лучшим, но...

Есть такой вопрос - вопрос формы. В том числе и формы восприятия. Обозначьте вашу книгу как научную, ее будут читать с карандашом в руках и ревниво проверять на соответствие собственным разработкам и представлениям. Если же обозначить как художественную, то за перья как за ножи хватятся критики, а зрители будут сравнивать сюжет, интригу и стиль не более или менее как с высшими авторитетами прошлого - Толстым Львом Николаевичем, Достоевским Федором Михайловичем... Проще всего и вернее, видимо. назвать ее публицистической, так ведь опять же - форма восприятия обозначается и тут: наготове мерки великих критиков и публицистов - неистового Виссариона Белинского, невозмутимейшего Николая Чернышевского и так далее вплоть до наших дней.

Так вот.

Эту книгу надо воспринимать как авторскую от начала до конца, с головы до ног и с ног до головы. Если и есть какая-либо форма, то только собственная, но настолько разнообразная, что нужно говорить не о форме, а об образе. Образе самого автора.

Отсюда и восприятие книги как человека. Нравится вам человек: остановились, поболтали некоторое время, может быть, даже познакомились близко, завязали дружбу домами... А нет - так приподняли вежливо шляпы и разошлись в наилучшем расположении духа, не мешая друг другу сосуществовать в одном и том же месте: например, в некогда стольном городе Санкт-Петербурге.

Итак, форма авторская. Отсюда и жанр, и стиль, и формы, и образы. Философия, поэзия, литература, публицистика и все какие ни есть формы несут на себе отпечаток личности автора и потому элементарно ненавязчивы. Авторские полемика и критика столь ни для кого не обязательны и могут, в самом лучшем случае, считаться особыми мнениями, записанными отдельно от общего и потому решающего мнения.

Иными словами - это принцип дружеского неформального общения! Ради сохранения этого принципа, автор идет на мелкие и даже, с точки зрения некоторых ревнивых хранителей формы -"ужасные" нарушения канонов: смешение жанров, "нечеткость" форм, инверсии и "нарушения" лексики, речи, орфографии, орфоэпии и синтаксиса.

Но если после чтения этой книги у вас останется ощущение интересного, запоминающегося общения с живым человеком, то дело сделано!

Все остальное - несущественно!

Авторская книга и обращена к автору, т.е. к тому человеку, который способен ВОСПРИНЯТЬ эту книгу. Воспринять либо полностью, либо частично, настолько, насколько он может это сделать, настолько, насколько он может воспользоваться ею в своей жизни, в реализации своих собственных авторских потенций.

От души к душе, от творца к творцу, от автора к автору, от человека к человеку! Вот почему для резонеров, редакторов, критиков и прочих прокрустов здесь просто нет предмета.

Нет и все!

И покончим на этом.

Казалось бы - дело просто. Авторский метод, право на который декларировано автором данной книги, можно назвать синтетичным. Разве не так называемым авторским, синтетичным методом написана бессмертная поэма "Москва - Петушки" Венички Ерофеева?..

Но здесь необходимо отделить зерна от плевел пустых форм. Во-первых, понятия "авторский" и "синтетичный" не тождественны. И ежику поелику понятно, что там где анализ, там и синтез: разобрал - собрал. Можно указать и на то, что мир сегодня (т.е. мир созданный Господом Богом) настолько разобран на множество составных частей воинствующим аналитическим человечеством, то, чтобы собрать эти части в нечто целостное нужен другой Творец... Так что дело уже не в методе самом по себе, а в самом человеке - Творце, авторе. который решается собранное им и переплавленное в горниле своей души - вынести на общий суд. "Москва - Петушки" потому не просто, осмелюсь заметить, поэма, а исповедь горячего сердца... Исповедь человеческой души в своей любви...

Итак, авторская книга - это книга исповеди в любви.

Но это еще не все, ибо есть еще: "во-вторых...".

Способность русского народа к удивительной сообразительности, пониманию целого по мельчайшим деталям, способность к догадке, сметке есть способность доказанная. Секрет здесь просто: это нелогичное, интуитивное мышление души, основанное на любви.

И это также то, что немецкий философ Иммануил Кант назвал способностью суждения, а русский философ Николай Лосский чувственной, интеллектуальной и мистической интуицией.

Интуиция принципиально противоположна аналитическому типу мышления, которое стремится разъять предмет анализа на составные части вплоть до мельчайших, а затем строго последовательно, иерархично "синтезировать", т.е. просто собрать. Сначала живое умертвляется, потом анализируется и тщательно собирается - в результате чего получается чучело, муляж, описание, теория. Все это было бы полдела, если бы по этим чучелам, муляжам, описаниям и теориям не пытались потом жить миллионы и миллионы людей, во всем следующих сим великим мужам - ученым и теоретикам.

Посмотрите внимательно, протрите глаза - каждое ученое направление имеет свой предмет - свой труп, вернее, свою часть трупа нашего прародителя Адама. Свой предмет исследования имеют философия, поэзия, экономика, психология, медицина и т.д. и т.п. Нет главного - живой жизни, живого отношения к людям.

И живая душа дилетанта, ни за что не соглашающаяся на умертвление своей живой реакции, живого понимания и живого отношения к жизни вдруг дает человеку, прикасающемуся ко всем этим мертвым наукам, способность оживления. Способность понимания сути дела, сути учений и теорий по деталям, но деталям, позволяющим понять поистине все! Посмотрите на мир не глазами, зашоренными теориями, а чистыми открытыми глазами ребенка - живой и любознательной человеческой души и вы увидите и поймете все!

И "Мертвые души" Николая Гоголя и "Москва - Петушки" Венедикта Ерофеева объединяет одно: оба автора вложили свою душу ("душу вытащу, растопчу - чтоб большая и окровавленную дам как знамя") в свое создание, в свою исповедь. И потому обе эти книги - трагичные, чистые, лиричные объединяет один и тот же авторский жанр - поэма.

Именно Гоголь оказал огромное влияние на другого русского писателя Михаила Булгакова и его своеобразную поэму, столь же глубоко личную и трагичную - роман "Мастер и Маргарита".

Любовь - вечный жанр человеческой души, и ее, если хотите, метод.

МЕТОД ЗОЛОТОГО СЕЧЕНИЯ!

Эта книга - признание в любви к России и к ее людям, к тем, кого принято называть простыми, незаметными, каких полно в России-матушке и каковыми она держится и всегда возрождалась из многочисленных бед и испытаний.

Казалось бы - мимолетен миг добра: улыбки, доброй ненавязчивой помощи, сочувствия, а память хранит эти воспоминания в своей сокровищнице... Хранит образы дорогих людей. "Русский человек добро помнит" - эта пословица родилась именно в России, и раскрывает ее внутреннюю духовную суть и стержень русской силы: люди.

И бесконечно прав Федор Тютчев пророчески сказавший:

Формула Тютчева верна. Россия - вне опыта, вне идеологии, и умом ее действительно не понять. Только вера в людей, в Россию, в ее корень - православие, помогает сегодня России осознать - осознать четко, ясно и точно - свою особенность, свою силу. Именно сегодня Россия привносит в мир иное мышление, иное понимание истории, иные Законы и иные отношения между людьми. Сегодня, когда заканчивается, исчерпывается История цивилизации, основанной на идеологии, начинается новый этап человечества - отношения между людьми, основанные на взаимоуважении, на равенстве всех без исключения людей, то всемирное братство, о котором говорил Федор Михайлович Достоевский.

Если мир не прислушается к голосу русской нации, не повернется лицом к ее историческому опыту, он погибнет от идеологической вражды. Если человечество не осознает себя единым целым, оно не сможет повернуться лицом к Природе и спасти Землю, создав и переустроив новые взаимоотношения с ней.

Ныне человечество и каждый человек на Земле должны осознать свое право на творчество: творчество самих себя, своей жизни, раз и навсегда осознав конец причинности, конец идеологии, заставлявшей человека быть близоруким и бездушным исполнителем чьей-то корыстной воли.

Автор данной книги не собирается спасать человечество, как и не претендует на окончательную истину в своих выводах. Огромная незримая духовная работа по самоосознанию своей национальной идеи идет в России, и она очень скоро даст свои плоды: Россия взорвет устоявшийся мир идеологии. Данная работа одна из многих и многих, которые уже пришли и которые придут следом. Эта книга уже новая - она позитивна, она пронизана верой в Россию, она по новому доказательна, наносит один из первых ударов по идеологии, она из первых, автор которой говорит своим естественным человеческим голосом.

И эта книга до самых корней своих русская, она могла появиться только в России. Огромную роль в появлении ее и других принадлежит православию, создавшему в России особый духовный климат. "Православный - значит русский", это тоже поговорка.

Вместе с тем Россия не выпячивает свой национализм и не претендует на лидерство в мире. В семье наций и государств нашей планеты Россия говорит своим голосом, и говорит твердо и уверенно, веря в то, что он будет услышан, в то, что он не может не быть услышанным. Во всемирной истории человечества звучали голоса разных народов и сегодня звучит голос России. В этом наша национальная городость.

Итак, это книга о России, о ее Троице - могучем духовном оружии, о ее месте в истории и о ее истории. Также эта книга обращена и к современным проблемам и автор, пользуясь методом Троицы и проводя связь из прошлого к настоящему и заглядывая в будущее, пытается дать и свой ответ на наболевшие проблемы современности. И как ему это удалось - судить другим. Автор же сделал то, что должен был сделать - он высказался - просто и откровенно - как русский человек, как человек, верящий в Россию и ее людей.

С Кабиром меня впервые познакомил Геннадий Сергеевич. Самсонов. Мы тогда с ним участвовали в шахматном фестивале на берегу Азовского моря в симпатичном городке Бердянске. Самсонов пребывал в ранге перворазрядника, я же - кандидата в мастера. Мы откололись от нашей команды и поселились в одном из тихих и уютных пансионатов. Мне было легко с Геннадием Сергеевичем - ВЕЛИКИМ КНИГОЧЕЕМ, человеком, посвятившим себя одной, но пламенной страсти - чтению книг. Для таких людей жизнь и ее события - краткий сон от одной книги до другой. Его добротой бессовестно пользовались друзья, сослуживцы и знакомые, эксплуатируя различными поручениями, обманывая и даже непосредственно обкрадывая его уникальную библиотеку. Уникальную по своей непредсказуемости, чего только там не было. Геннадия Сергеевича считали человеком не от мира сего, непрагматичным, тогда как он пребывал в состоянии вечной влюбленности и насквозь видел людей и их страстишки с высоты своего чувства. Цепкость в нем была, но ее он обнаруживал лишь иногда в наших в наших легких партиях. Мне, кандидату в мастера, ничего не стоило добиться преимущества уже в середине игры, но Самсонов, делая какие-то корявые, казалось нелогичные ходы. вдруг обнаруживал невероятную цепкость и временами спасал совершенно безнадежные позиции. В общем-то этот чудак мыслил совершенно самостоятельно и расслабляться, недооценивать его не давал. Такие люди, с глубоким внутренним миром, обладают способностью воздействовать на других, влиять на их жизнь, и я не явился исключением. Еще до отъезда на фестиваль он подсунул мне номер ленинградского журнала "Аврора" с очень коварным, зашифрованным рассказом Владимира Набокова "Ultima thule", где читателю предлагалось самостоятельно додуматься до сумасшедшей мысли о том, что земля - это и есть потусторонний мир. Это сейчас я считаю, что разгадал набоковскую загадку, а тогда, на знаменитой Бердянской песчаной косе, где с двух сторон видно море, я бился над этим рассказом, тщательно вычитывая все прямые и косвенные намеки автора. Возможно, что кто-то не согласится со мной, но я понял тогда эту загадку именно так и до сегодняшнего дня пребываю все на той же точке зрения. Не знаю, почему Геннадий Сергеевич посчитал, что именно этот рассказ составит мое счастье, но способность где-то в своем внутреннем мире проводить аналогии, точно нащупывать сходные образы в нем все же была.

Однажды, когда мы, в превосходном настроении, гуляли с ним после ужина; в ответ на какую-то мою шутку, он, откуда-то из Вселенной, движимый своим законом планет, своими аналогиями, вдруг сказал:

- Тебе надо обязательно почитать Кабира. Это индийский поэт. У меня дома есть его небольшая книжечка, где-то завалялась.

И отключился, ничего не объясняя и не уточняя. Я тоже преспокойно принял это к сведению, и, видимо, во мне тоже была какая-то цепкость, запомнил: КАБИР.

Мне и доныне помнится эта безмятежная поездка, эти сентябрьские дни на песчаной косе, когда туристов уже мало, а прилавки близлежащих небольших базарчиков полны спелых даров осени. Игралось мне тогда в шахматном турнире неплохо, легко, без напряжения, а лучшего соседа чем Геннадий Сергеевич, добродушный, незлобивый к шуткам , книжник, чем-то напоминавший рассеянного монаха, я не знаю и поныне.

Когда мы вернулись в Ленинград, я спокойно воспринял сообщение "отца ключаря" (так я его иногда поддразнивал), о том, что порывшись в своем "амбаре, полном книг" он так и не отыскал Кабира. Нет - так нет.

Книжникам знакомо это мистическое чувство, ощущение того, что книга "пришла", что она "нашла" тебя. Именно так: не ты ее находишь, а она ждет, дожидается и даже "сама приходит" к тебе в определенное время. Так случилось и с этим небольшим томиком стихов Кабира (в переводах С. Липкина), который я, спустя где-то год-два, "случайно" обнаружил в букинистическом отделе "Академкниги" на Литейном. Меня захватили первые же строчки:

Итак, что же такое Кабир?

Ткач из Бенареса, принадлежавший низкой касте ремесленников, своей жизнью, стихами и поступками заслуживший уважение и мусульман, и индусов. Человек поистине легендарный, вот что пишут составители в предисловии:

"В народе рассказывают: когда поэт умер, индусы хотели сжечь его тело, а мусульмане - похоронить в земле. Но когда подняли покрывало, оказалось, что тела нет, есть только цветы. Тогда мусульмане и индусы поровну разделили цветы и поступили с ними согласно своим обрядам." (В кн. Кабир. Лирика. М.:"Худ.лит-ра", 1965, с.16.Здесь и далее цитируется указанное сочинение).

Для полноты картины, к слову, добавим еще два определения из словаря:

Итак, стихи.